Виктор
Калитвянский

1 декабря 2009 года в театре «Школа современной пьесы» (ШСП) состоялась церемония объявления победителей конкурса «Действующие лица-2009». Поскольку моя пьеса «Возчик» попала в шорт-лист конкурса, я возлагал на этот день немалые надежды. Мне казалось, что моя пьеса очень сильная, и я имею большие шансы стать победителем. По мере того, как приближался этот день, уверенность в будущем успехе крепла. Утром 1 декабря я проснулся с мыслью, что уж в тройку-то победителей я непременно войду. Ну а затем – спектакль в ШСП по моей пьесе и т.д. и т.п. В общем, прекрасные перспективы.

 

Около трёх часов пополудни я спустился во двор, завёл в машину и выехал на улицу в намерении забрать на церемонию моего старого друга Валентина. Он профессиональный телеоператор и собирался запечатлеть первый миг появления моего «Возчика» на театральной сцене. 

 

Однако, не проехав полсотни метров, я почувствовал неладное, остановил машину, вышел. Заднее колесо моего «Опеля» было спущено, как говорится, до самого обода.

 

Меня сразу пронзила мысль, что в этом есть какой-то знак судьбы. Только я не мог понять – какой. То ли меня заботливо готовили к какому-то горькому жребию, то ли проверяли мою веру. Об этом я невольно размышлял в метро, добираясь до Трубной площади…

 

В фойе театра встречали гостей. Администратор Виктория, с которой мы уже общались по телефону, отвела меня вовнутрь, и я был представлен завлиту ШСП г-же Кретовой. Г-жа Кретова взглянула на меня (мне показалось – со значением), и я подумал: может быть, так смотрят на победителей конкурсов? Потом г-жа Кретова представила меня ещё одному шорт-листнику, пермяку Семёну Кирову, который оказался вовсе молодой женщиной Светланой Козловой (о чем я был осведомлён теоретически, но теперь убедился воочию).

 

Тут же я познакомился с другими моими конкурентами: с Егором Черлаком из Челябинска и рижанином Игорем Якимовым. Егор – высокий, строгий, он как-то совсем не совпадал с образом автора комедии «Частица бога», которую я прочитал недавно в Интернете и которая мне очень понравилась. Зато он совпадал с образом автора «Раковых шеек».  Что, наверное, в этот вечер было нужнее – именно эта его пьеса вошла в шорт-лист...

Игорь Якимов, энергичный и общительный, был озадачен одним странным обстоятельством. В программке представления пьес указывалось, что в отрывке из его пьесы «Северный ветер» играют аж четырнадцать актёров, тогда как в самой пьесе было всего десять персонажей. Мы не смогли разрешить это противоречие и сочли его технической ошибкой.

 

Собственно мероприятие начиналось с пресс-конференции. До её начала дал интервью председатель жюри г-н Демахин. Нам с моим другом Валентином удалось услышать краем уха, что г-н Демахин прочёл 30 пьес, но не обнаружил ни одной, которая имела бы классическую форму. Я тотчас же стал прикидывать, имеет ли мой «Возчик» классическую структуру…

 

Но тут началась пресс-конференция. Г-н Райхельгауз, главный режиссёр ШСП, рассказал о конкурсе.  Меня немного обеспокоила мысль художественного руководителя ШСП о том, что нынешний век – век авторства режиссёра, а не драматурга. Вот те раз, - подумал я, - не успел ещё стать настоящим драматургом, а мое время, оказывается, - уже вышло… Впрочем, - тут же успокоил я сам себя, - двадцать первый век только начался, может быть, я ещё успею до того, как драматургия полностью отомрёт?..
 

Наконец, на малой сцене началось основное действие. Мы с Валентином оказались во втором ряду. Слева и позади сидели театральные мэтры, а справа – неизвестный молодой человек с крохотной серьгой в ухе. 

 

Представление пьес проходило так. Сначала сотрудник литчасти театра коротко характеризовал пьесу, а затем следовал отрывок, поставленный режиссёром (он же – член жюри).

 

Пьеса Павла Пряжко «Поле» был представлена режиссёрской концепцией. Концепция была очень интересная. Там были роботы, какие-то странные существа и много умных слов. Я с невольным уважением смотрел на автора концепции, молодого режиссёра Григорьяна. Однако затем мне пришло в голову, что концепция как-то сильно расходится с текстом пьесы. Чёрной кошкой ко мне в душу закралось подозрение: не дурачит  ли нас всех этот молодой человек… Между тем, зал неуверенно смеялся - кто от недоумения, кто от восторга.

 

Моего «Возчика» представляли читкой. Прочитали две сцены – первую и третью. Почему эти сцены? Так решил молодой режиссёр Рустем Фесак. Я бы выбрал другие сцены, но режиссёры принимали решения самостоятельно.

 

Немедля после начала читки моё сердце, как писали в старинных романах, - сжалось. Я вспомнил спущенную шину и мои размышления о загадочной игре судьбы. Чем дальше читали мою пьесу, тем сильнее убывала моя уверенность в её заключительном триумфе. Я не мог понять: то ли мой текст плох, то ли чтецы не годятся, то ли вообще «Возчик» не подходит для читок… 

 

Пережить этот драматический момент помогла танцевальная сюита, которая представляла пьесу «Северный ветер». Сюита была красивой, продолжительной и – с участием явно более десяти исполнителей. Так разъяснилась загадка, мучавшая Игоря Якимова…

 

Остальные пьесы были представлены вполне драматургическими кусками. Самым впечатляющим был отрывок из пьесы «Однажды в Манчжурии» Льва Наумова. На сцене были мужики в исподнем (военнопленные), клубы дыма, японцы с винтовками… 
                

После всего этого выступил г-н Райхельгауз. Он признался, что отрывки видел сегодня впервые. Г-н Рейхельгауз счёл также необходимым заявить, что жюри, конечно, следует оценивать тексты пьес, потому что по отрывкам – судить никак нельзя. 

 

Затем высказывались члены Художественного совета. Там, кроме прочих, были господа Крымов, Галибин, Женовач, Хейфец, Волчанский, Угаров.

 

Г-н Хейфец начал своё выступления с заявления о том, что пьес не читал. Далее он прошёлся по отрывкам и высказал те впечатления о пьесах, которые складываются опосредственным, через отрывки, образом. О моём «Возчике» г-н Хейфец сказал, что уполномоченная НКВД Ковтун – уже написана… Тут я окончательно понял, что не видать мне тройки победителей, как своих ушей.

 

По поводу отрывка из пьесы г-на Морданя «Кошки-мышки» г-н Хейфец заметил, что если уж на сцене появляется пистолет, он должен быть не просто дамским аксессуаром. По-моему, он намекал на то обстоятельство, что героиня держала пистолет таким хватом, словно у неё ещё лак на ногтях не высох. 

 

Г-н Угаров ничего не сказал о том, читал ли он пьесы. Он сказал, что большинство предложенного сегодня – это эстетика 90-х. И неодобрительно пожал плечами.

 

Г-н Волчанский начал выступление с признания, что пьес не читал. Затем последовал тезис о том, что современная пьеса должна быть занимательной. Эксперименты – это хорошо, но вы посмотрите, какой успех имеет по всей России «Странная миссис Сэвидж»… Или вон, - кивнул куда-то в зал г-н Волчанский, - одна из пьес г-на Морданя имела постановки то ли в тридцати, то ли в сорока театрах… Конечно, - тут г-н Волчанский ещё раз тонко улыбнулся, - на взгляд г-на Угарова популярность – это подозрительно, но всё-таки популярность – это хорошо… 

 

Затем выступил главреж одного областного театра, высокий статный мужчина. Он не стал говорить, читал ли он пьесы. Всем было и так ясно, что – не читал. Главная мысль главрежа была о том, что он хочет от современной пьесы способности удерживать внимание двух третей аудитории зрительного зала. Почему двух третей? Потому что эта формула выживания провинциального театра. Эта простая мысль, как мне показалось, на миг заставила присутствующих задуматься… 

 

Подвёл итоги обсуждения г-н Райхельгауз. Он сказал, что жюри предстоит нелёгкий выбор. Тут г-н Райхельгауз взглянул на г-на Демахина, сидевшего в первом ряду, и добавил: он не собирается никоим образом влиять на жюри, но ведь пьеса Павла Пряжко «Поле», кажется, очень серьёзная работа?..

 

После этого жюри удалилось. Вернувшись, жюри объявило победителей: Пряжко («Поле»), Якимов («Северный ветер»), Наумов («Однажды в Манчжурии»).

 Когда стали вызывать авторов для вручения дипломов, выяснилось, что сидевший рядом симпатичный парень с серьгой в ухе - питерец Лев Наумов, автор «манчьжурской» пьесы, там, где солдаты бегали в исподнем...

 Все благодарили ШСП, г-на Райхельгауза, жюри и высказывались кто как мог. Я тоже сказал «спасибо» в микрофон и вдруг почувствовал желание ответить г-ну Хейфецу по поводу моей уполномоченной из НКВД Ковтунши. Я уже было открыл рот, но – какая-то сила заставила меня рот закрыть и молча сесть на место.

 

 Церемония закончилась фуршетом. Мы с моим другом Валентином пили красное вино. Рядом главреж областного театра и г-н Мордань обсуждали проблемы текущего театрального процесса. Я дождался, когда г-н Мордань отвернётся, и тоже включился в беседу с главрежем. Мы обсудили способы удерживать внимание двух третей зрительного зала и обменялись визитными карточками.

 

Затем г-н Райхельгауз привел и поставил посередине фуршета г-на Рашимаса, директора ШСП. Глядя на всех нас с мягкой укоризной, г-н Рашимас рассказал, каких трудов стоило собрать средства на проведение конкурса. Речь г-на Рашимаса получилась по-настоящему театральной, в ней был истинный художественный подтекст: дескать, просишь, собираешь, сберегаешь – а они тут за один вечер всё пускают по ветру!..

 

Напоследок мы немного поболтали с госпожой Кретовой об итогах конкурса, о пьесах, об авторах. И я с облегчением обнаружил: есть всё ж таки на свете человек, который прочёл пьесы не только шорт, но и лонг-листа…. И этот человек - Екатерина Георгиевна Кретова, завлит ШСП.

 

При прощании г-жа Кретова назвала мою пьесу – мистической. Меня это поначалу поразило. Хотя там есть в качестве персонажа призрак на манер отца принца Гамлета, но я почему-то под таким углом «Возчика» не рассматривал. Да, да, - тут же сказал я себе, - конечно же мистическая, как это ты сразу не догадался… А ещё автор! 

 

Растроганный, я поцеловал руку г-жи Кретовой, и мы вышли в фойе. Там Лев Наумов надевал пальто своей спутнице. «Счастлив?» - спросил я его. Он смутился. Мы пожелали ему не стесняться своих счастливых мгновений и вышли на Трубную площадь. 

 

Впереди мелькнули спина и затылок главрежа областного театра. Я тут же вспомнил, что не сказал ему самое главное. Что героиня моей новой пьесы «Сверчок» как раз вполне себе самая что ни на есть русская миссис Сэвидж, на которую всем нам велел равняться г-н Волчанский… Но было поздно. Главреж исчез, судьбоносный вечер завершился.
 

Я оглянулся на здание ШСП. Виват ШСП! Виват г-ну Райхельгаузу! Виват г-же ретовой! 

И, конечно, виват г-ну Рашимасу, ведь без его усилий дело, может быть, и не дошло бы до других виватов. 

 

Мы сели в такси и поехали развозиться по домам. 

«Не расстраивайся», - посоветовал Валентин, хотя я уже вполне свыкся со своим поражением. «Хочешь я тебе докажу, что это вовсе не поражение?» – спросил Валентин.  «Хочу», - с надеждой ответил я. «Смотри, - Валентин показал мне свою ладонь, - это твоя пьеса. Она была такой до 1 декабря. И такой же останется после 1 декабря. Она не будет ни лучше, ни хуже. Понимаешь?»  

 

Я поднял свою ладонь и ударил ею о ладонь Валентина. Он был совершенно прав. Моя пьеса была такова, что никакие тройки, - ни театральные, ни сталинские – не могли изменить её существа. Уполномоченная НКВД Ковтун была написана ни до меня, ни после меня. Она была написана мною в декабре 2008 года, и это уже – навсегда. 
         

 На следующий день я с горем пополам доставил свой «Опель» на шиномонтаж. Из колеса вынули трёхсантиметровый саморез. 

 

«Это что, - меланхолично заметил монтажник, - я как-то вытащил гаечный ключ десять на двенадцать…». 

 

Колесо отремонтировали, я уехал. И только об одном жалею: что не взял себе этот саморез - на память о колесе судьбы.