top of page

ЧЁРНАЯ ДЫРА

 

Трагикомедия в 3-х действиях

 

Действующие лица:

 

Митя

Костя                  -  всем около сорока, друзья детства

Александр

 

Люба, за тридцать

Ольга, около двадцати

Балакирева, около сорока

 

Между 1-м и 2-м действием проходит одна ночь.

Между 2-м и 3-м действием проходит полтора года.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

Гостиная небольшой квартиры. Справа – арка на кухню, видна плита. В центре – дверь в ванную комнату. Левее – арка в прихожую. Слева от арки – дверь в другую комнату.

Над всей панорамой квартиры – антресоль. На антресоли, в беспорядке – картины, рисунки на бумаге, всякий инвентарь художника.

Слева на авансцене, за мольбертом стоит Костя, высокий, черноволосый. Справа, в кресле – Митя, пухлый, всклокоченная светлая шевелюра. Митя курит и хитро-иронически наблюдает за работой Кости.

 

МИТЯ. А почему, дружок, у тебя голова какая-то ассиметричная? Ты сознательно пропорции нарушил или рука подвела?

КОСТЯ (не оглядываясь). У меня рука не подведёт. Залепить тебе в лобешник.

МИТЯ. Прости, гений, но Балакирева твои изыски не поймёт. Будет орать: чего вы там с моей мордой лица натворили?

КОСТЯ. Заткнись!

 

Митя поднимает руки и делает гримасу. Вздыхает. Видно, что мается.

 

МИТЯ. Есть хочется.

КОСТЯ (не оглядываясь). Чеши на кухню.

МИТЯ. Чеши… Готовить надо.

КОСТЯ. Надо.

 

Пауза.

 

МИТЯ. Никто не идёт…

 

Пауза.

 

КОСТЯ (не отрываясь от работы). Ты совершенно разболтался. Разленился, аки кастрированный кот. А если бабы до ночи не придут? Так и будешь сидеть голодный?

МИТЯ. Не буду.

КОСТЯ. А что же ты будешь делать?

МИТЯ. А я дождусь, пока ты проголодаешься.

КОСТЯ (задумчиво). И эту поэтическую змею я пригрел на своей груди.

МИТЯ. На своей художественной груди.

КОСТЯ. Нет, просто за пазухой пригрел. (Встаёт, отходит на два шага назад, смотрит на полотно.) Точно, у твоей Балакиревой вместо лица морда. И никакой макияж, никакие деньги тут не помогут.

МИТЯ. Во-первых, она не моя…

КОСТЯ. А во-вторых?

МИТЯ. Она же не виновата, что получила такую… лицо такое.

КОСТЯ. Не виновата... Но я где-то читал… у каких-то умных людей… что к зрелому возрасту человек сам отвечает за своё лицо. Понимаешь?

МИТЯ. Понимаю.

КОСТЯ. Кстати, а какого она возраста? Она ведь зрелая, Балакирева?

МИТЯ. Вполне половозрелая.

КОСТЯ. Кто бы сомневался.

МИТЯ. Лет на пять нас помладше.

КОСТЯ. А я думал - постарше.

МИТЯ. Этот жуткий косой взгляд… откуда он взялся?

КОСТЯ (вглядевшись в свою картину и пожимая плечами). Почём я знаю?

МИТЯ (вздыхая). Нет, она будет недовольная таким портретом.

КОСТЯ. А мне плевать. Я что, для неё, что ли, старался?

МИТЯ. А для кого же? Я думал, мы ей всучим портретик, заработаем… А ты облагородь как-нибудь. Тебе же ничего не стоит. Убери эту жуть.

КОСТЯ. Вот ты говоришь – ассиметрично? А я ничего специально не делал. Так вышло. А теперь вижу – вот она такая и есть на самом деле.

МИТЯ. У тебя в последнее время что-то подпольное на портретах вылезает. И с этим надо что-то с этим делать.

КОСТЯ. В каком смысле? Бороться что ли?

МИТЯ. Да нет, бороться не надо. У тебя глаз художника, зачем с ним бороться? А надо как-то приспособить его для дела. А то ведь что получается? Глаз – алмаз, картина – бриллиант, а денег  - нет, и не предвидится. Вот с этим надо что-то делать.

КОСТЯ. Ладно, марш на кухню и ставь чайник.

МИТЯ. Бегу. (С кряхтеньем встаёт, идёт в кухню.)

КОСТЯ (по-прежнему стоя перед полотном). Нет, брат, с этим ничего делать нельзя. Нельзя портить.

МИТЯ (из кухни). А как же денежки?

КОСТЯ. Денежки нужны. Но эту штуку мы трогать не будем. Если надо польстить, я копию сделаю. За полтора часа. Холодной рукой.

МИТЯ (выходя из кухни с подносом). Без божества, без вдохновенья. 

КОСТЯ. Именно. Зато ей понравится.

 

Садятся, пьют чай.

 

МИТЯ. Почему так устроено: всё, что у нас получается хорошо, не пользуется никаким спросом.

КОСТЯ. В смысле денег?

МИТЯ. А в каком же ещё смысле?

КОСТЯ. Ну, кроме денег есть ещё кое-что. Помнишь, как Сашка проповедовал по молодости?

МИТЯ (возвышенно-издевательски). Чтоб чувства добрые я лирой пробуждал?

КОСТЯ. Вроде того. Ну, и там, поклонницы. Оленьки и прочие Балакиревы.

МИТЯ. Ну, ты даешь. Перепутал член с пальцем. Оленька – это…

 

Потрясает рукой в поисках подходящего слова. Костя с интересом за ним наблюдает.

 

КОСТЯ. Что, поэт твою мать? Не получается? Отлетела муза?

МИТЯ. Почему отлетела? Я вот третьего дня написал… Сейчас прочту. Называется… (Замолкает.)  Нет, потом.

КОСТЯ. Когда потом?

МИТЯ. Ну, потом. Вечером.

КОСТЯ. Митька, Митька, старый ты дурак. Всё на девочек хочешь впечатление произвести. Тебе не на девок смотреть надо, а на сорокалетних баб. Они тебя будут трахать сколько твоей душе угодно, поить, кормить, мыть. Содержать.

МИТЯ (хитро). Ты намекаешь на Балакиреву?

КОСТЯ. Типа того. Хотя, конечно, Балакирева мне не очень нравится. Всё-таки тебе нужна более тонкая натура.

МИТЯ. Это уж точно.

КОСТЯ. И в прямом, и в переносном смысле.

МИТЯ (мечтательно). Как Оленька.

КОСТЯ. Опять двадцать пять.

МИТЯ. Ты знаешь, она мне Фаину напоминает. В молодости. То есть, она и сейчас ещё молодая, просто…

КОСТЯ. Ладно, не стучи хвостом.

МИТЯ. Да нет, я не стучу, просто… Оленька так же моргает глазками и краснеет от фривольных шуточек.

КОСТЯ. Зато теперь Фаина не краснеет.

МИТЯ. А Ольга всё не может привыкнуть. (Задумчиво.)  Да, можно позавидовать тому, кто…

КОСТЯ. Кто затащит её в постель?

МИТЯ. Как ты думаешь, она ещё...

КОСТЯ. Не ещё, а – уже… Стыдно быть романтиком на пятом десятке, Митька.

МИТЯ. Я – поэт. Мне можно.

КОСТЯ. Спору нет, ты поэт.

МИТЯ. Правда?

КОСТЯ. Непризнанный, но настоящий.

МИТЯ. Зато в мире полно ненастоящих, но известных.

КОСТЯ. Ты мне зубы не заговаривай, поэт! Я тебе не про Ерёму, я тебе про Фому. Поэтом можешь ты не быть, но дураком быть не обязан.

МИТЯ. Ну и сказанул. Сам-то понял?

КОСТЯ. Понял. Романтик… Целенькая она или нет?.. О чём ты думаешь, старый дурак!

МИТЯ. Не такой уж и старый. Моложе тебя на семь месяцев.

КОСТЯ. Двадцатилетняя девка сохраняла себя для старого козла. И теперь ждёт не дождётся, когда ты её лишишь этой обузы!

МИТЯ. Какой обузы?

КОСТЯ. Девства!

МИТЯ. Ты думаешь, девственность – это обуза?

КОСТЯ. Какая разница, что я думаю? Важно, чтобы у тебя мозги на место стали!

МИТЯ. Когда Фаинка мне в первый раз давала, она, помню,  так на меня смотрела… 

КОСТЯ (очень сухо). Как?

МИТЯ (не замечая его реакции). Как бы тебе объяснить… С одной стороны, умоляюще. Но и с надеждой. И даже как бы с восторгом. И страшно: мамка заругает. И в восторге: молодой поэт лишает девства. Может, ты и прав. (Пауза. Смотрит на Костю. Выражение лица его меняется.) Тьфу ты, чёрт! Прости, Костик. Хочешь верь, а хочешь нет, а я на минуту забыл, что Фаинка теперь твоя жена. Веришь?

КОСТЯ (усмехаясь). Верю.

МИТЯ. Да, братишка. Много у нас с тобой общего. А вот интересно… Не будешь ругаться?

КОСТЯ. Не знаю.

МИТЯ. Интимный вопрос.

КОСТЯ.  Интимный? Насчёт Фаины?

МИТЯ. Ну да.

КОСТЯ. Ладно, спрашивай.

МИТЯ. Вот мы когда с ней любовью занимались… не будешь ругаться?.. Это ж было давно. В общем, она всегда со стиснутыми зубами, держалась до последнего, аж ногтями спину исцарапает… И только когда совсем разберёт, чуть-чуть застонет.

 

Он с нарочитой озабоченностью пытается посмотреть на спину Кости,  за вырез футболки. Костя замахивается кулаком.

 

А сейчас как? Только не ругайся. Так же?..

КОСТЯ. Так же.

МИТЯ. Понятно. А можно ещё один вопрос?

КОСТЯ. Про Фаину?

МИТЯ. Не совсем.

КОСТЯ. Что значит, не совсем?

МИТЯ. Ну… Это просто тест. На сексуальную активность. Я тут недавно прочитал в одном глянцевом журнале. У Балакиревой валяется… Сколько раз люди занимаются сексом.

КОСТЯ. Ну?

МИТЯ. Для нашего с тобой возраста, два раза в неделю – хороший результат. То есть, средний.

КОСТЯ. Ну?

МИТЯ. У меня, к сожалению, получается ниже среднего.

КОСТЯ. Намного ниже?

МИТЯ. Намного.

КОСТЯ. А Балакирева на что?

МИТЯ. Да мне с ней не хочется.

КОСТЯ. Тебе Оленьку подавай.

МИТЯ. Ну, не о чтобы Оленьку…

КОСТЯ. А чтобы – кого?

МИТЯ. Кого, кого? Ладно, ты не увиливай. Вот я про тебя и подумал.

КОСТЯ. Про меня?

МИТЯ. Ну да, про тебя.

КОСТЯ. Сколько раз мы с Фаиной трахаемся еженедельно? Ты сегодня у меня точно выпросишь.

МИТЯ. Ты обещал, что не будешь ругаться.

КОСТЯ. Ничего я не обещал.

МИТЯ. Я объясню, почему такой вопрос.

КОСТЯ. Да не хочу я твоих объяснений.

МИТЯ. Погоди, Костик, погоди. Понимаешь, мне приходилось её, Фаинку, всегда уговаривать. Как-то она была холодновата… А?

КОСТЯ. Б. (Пауза.) Через день.

МИТЯ. Через день?

КОСТЯ. Да, через день.

МИТЯ. По чётным или нечётным?

КОСТЯ. В лоб дам.

МИТЯ. По чётным – Фаинку, а по нечётным – Любочку. Хорошо устроился!

КОСТЯ. Не лезь своими грязными поэтическим лапами в мою личную жизнь.

МИТЯ. Ага, не лезь. Если у тебя получается каждый день, то у меня…

 

Закатывает глаза, что-то считает. Костя бросает в Митю хлебной коркой.

 

КОСТЯ. Ну, может, и не каждый день…

МИТЯ. Всё равно, у меня получается во много раз менее интенсивно… Обидно!

КОСТЯ. Тогда работай над собой. А не сиди тут целыми днями. Как потопаешь, так и полопаешь.

МИТЯ. Это в смысле секса?

КОСТЯ. Во всех смыслах.  Закончил эротическую пятиминутку?

МИТЯ. Я бы рад кончить. Да с кем?

КОСТЯ. Езжай к Балакиревой.

МИТЯ. Душа моя вопиёт противу такого варианта.

КОСТЯ. Вопиёт? Тогда иди в ванную, засучи рукава и вспомни молодость.

МИТЯ. Не пойду!

КОСТЯ. Вас, Ивановых, не поймёшь. (Смотрит на картину. Пауза.) Нет, хорошо получилось.

МИТЯ. Слава богу, Балакирева не видит. Смотри, не проколись, когда она явится. Убери, не доводи до греха.

КОСТЯ. Вот ты говоришь, что-то там эдакое на моих портретах вылазит… Может, потому и не пользуется моя мазня популярностью, что вылазит эдакое. Вместо того, чтобы добрые чувства пробуждать… А?

МИТЯ. Не исключено. Вот Саня приедет, он тебе объяснит. Свежим взглядом.

КОСТЯ. Думаешь?

МИТЯ. Уверен. Ты ж его знаешь. Он все точки над и расставит.

КОСТЯ. Приедет? А когда приедет?

МИТЯ. Откуда я знаю, когда? Чего ты меня так смотришь? Да я просто так сказал.

КОСТЯ. Просто так?

МИТЯ. Да. А что? 

КОСТЯ. Я думал, может, скрываешь. У тебя с ним более нежные отношения.

МИТЯ. Да нет, Кость, ничего я не скрываю. Он последний раз полгода назад звонил.

КОСТЯ. Ну, нет, так нет.

 

Пауза.

 

МИТЯ. Столько лет прошло, а вы всё место лидера поделить не можете.

КОСТЯ. Чего? Какое ещё место? Какого лидера?

МИТЯ. Кость, я тебя люблю и Сашку люблю. Я вот такой, простой поэт. А вы просто так любить не можете. У вас на первом месте самолюбие. Кто главней. Кто большая  величина.

КОСТЯ. Перестань.

МИТЯ. Я иногда думаю, вот помирать станем, а вы всё одно мериться будете.

КОСТЯ. Хватит.

МИТЯ. Ты его в искусстве переплюнул, он тебя в бизнесе. Кажется, ну и хорошо, каждому своё. Так нет. Вам мало.

КОСТЯ. В каком ещё бизнесе? Какой из меня бизнесмен?

МИТЯ. Ну, не в бизнесе. В жизненном успехе. Вот я почему-то никому из вас не завидую, а вы…

 

Машет рукой. Пауза.

 

КОСТЯ. А ведь когда-нибудь он приедет.

МИТЯ. Приедет. Но… во-первых, когда ещё это будет? Три года не приезжал, может, ещё столько же не явится. А во-вторых, не факт, что у нас её заберёт.

КОСТЯ. Не факт? Почему?

МИТЯ. Это же чёрная дыра.

КОСТЯ. В каком смысле?

МИТЯ. Чёрная дыра в каком смысле?

КОСТЯ. В каком смысле чёрная дыра – я и без тебя знаю. Почему квартиру не заберёт?

МИТЯ. Не заберёт.

КОСТЯ. Почему?

МИТЯ. Потому! Вот попомни моё слово.

 

Костя усмехается. Пауза.

 

Слушай… только не ругайся, ладно? Ты ведь Фаинку в первый раз именно здесь трахнул? И Любочку? Я уже не говорю про этих, мимолётных… А почему я уже столько лет никого здесь не могу прищучить?

КОСТЯ. Ну, а этих… Мимолётных, как ты говоришь. Лёгкого поведения.

МИТЯ. Эти не считаются.

КОСТЯ. Я тебе сто раз говорил. Ты не туда глядишь. Тебе не поэтические натуры нужны, а крепкие бабы. Вроде Балакиревой… Ну, разве немного потоньше…

 

Из-под арки в прихожую выходит Люба.

 

ЛЮБА. И в прямом, и в переносном смысле.

МИТЯ. Любочка!

КОСТЯ. Юбочка из плюща.

МИТЯ. Спасительница!

ЛЮБА. Что, поэтической натуре подавай чего-нибудь материального?

МИТЯ. И вкусного!

ЛЮБА. И побольше!

МИТЯ. Ну почему ты чужая жена?

ЛЮБА. Ты делаешь мне предложение?

МИТЯ. Да! То есть, нет.

ЛЮБА (на ходу, разбирая пакеты). Нет?

МИТЯ. То есть, да, но… Но не от своего имени.

ЛЮБА. Вот как! И кто же вас уполномочил?

МИТЯ. Один мой близкий друг.

ЛЮБА. Близкий?

МИТЯ. Очень близкий. Можно сказать, брат.

 

Костя показывает Мите кулак, уходит в ванную.

 

ЛЮБА. И что же хочет этот ваш близкий друг? Который брат.

МИТЯ. Просто я знаю то, что он ещё не понял.

ЛЮБА. Знаешь?

МИТЯ. Знаю.

ЛЮБА. И что?

МИТЯ. Будь на его месте, я бы…

ЛЮБЯ. А я на своём месте скажу так: не надо заниматься ерундой. Надо ценить то, что есть. У меня на руках две души. А у твоего брата… друга…  тоже кое-кто есть. Получается на одной чаще весов – двое, а на другой – трое.

МИТЯ. Да, это верно. Правда, можно уравновесить. Братик-то кое о чём мечтает. То есть, кое о ком. Так что будет трое против трёх.

ЛЮБА. Что? Ну и счёт у тебя!… Мечтает? Хм... Этого мне только не хватало.

 

Открывается дверь ванной, выходит Костя.

 

КОСТЯ. Что тут у вас? Сепаратные переговоры? Смотрите, всех уволю!

ЛЮБА. Ишь ты, увольнитель. Ты здесь не хозяин. Вот приедет ваш Александр, он вас всех разгонит. То есть, нас всех.

 

Митя и Костя переглядываются.

 

КОСТЯ. Приедет? С чего ты взяла?

ЛЮБА. Я? Что вы на меня так смотрите? Я просто так сказала. Чего вы боитесь? Он что, такой страшный? Он же вроде ваш друг. Ещё один брат?

МИТЯ. Практически.

ЛЮБА. Ну вот. А у вас при его упоминании глаза становятся квадратными.

КОСТЯ. Квадратными?

ЛЮБА. Ну, прямоугольными.

МИТЯ. Да нет, просто…

ЛЮБА. Что, просто выгонит?

МИТЯ (вздыхая). Ну, не то чтобы выгонит…

ЛЮБА. Но может?

МИТЯ (переглянувшись с Костей). Может.

ЛЮБА. Эх вы, горемычные.

МИТЯ. Горе-мычные. Костя, мы что, горе - мыкаем?

КОСТЯ. Мы его выкаем.

МИТЯ. Слава богу, что не тыкаем.

ЛЮБА. Что вы там несёте?

МИТЯ. Мы несём тяжкую ношу служения искусству.

ЛЮБА. А.

КОСТЯ. Что – а?

ЛЮБА. Ничего. Ежели искусство, тогда другое дело. Потому что в этом случае вы имеет полное право нести любую ахинею.

МИТЯ. Любушка, ты даже не понимаешь, насколько ты права.

КОСТЯ. Я есть хочу.

ЛЮБА. Что, искусством сыт не будешь?

МИТЯ. Искусству – время, а обеду – самый лучший час.

ЛЮБА. Оленьку будем ждать?

МИТЯ. Оленьку? Надо бы подождать.

КОСТЯ. А ты уверен, что она придёт?

МИТЯ. Не уверен.

ЛЮБА. Но очень хочется. Да, Мить?

МИТЯ. Да.

КОСТЯ. Кто-нибудь придёт. Не Ольга, так Балакирева.

МИТЯ. Лучше Оленька.

ЛЮБА. Кому лучше?

МИТЯ. Тебе не нравится Оленька?

ЛЮБА. Она не мужик, чтобы мне нравиться. Не нравишься мне ты, когда сальными глазками на неё глядишь.

МИТЯ. Сальными?

ЛЮБА. Даже очень.

МИТЯ. А как должен глядеть мужик на красивую женщину?

ЛЮБА. Она не женщина. Она девушка.

МИТЯ. Ты хочешь сказать?..

ЛЮБА. Ничего я не хочу сказать!.. Представляю, как вы тут языки чешете...

КОСТЯ. Обо что мы тут языки чешем, Митька?

МИТЯ. Об искусство.

КОСТЯ. Вот именно.

ЛЮБА. Ну, и слава богу.

 

В арке появляется Ольга.

 

МИТЯ. Оленька, солнышко наше!

КОСТЯ. Богатой будешь.

ЛЮБА. Если замуж хорошо выйдешь.

МИТЯ. Зачем ей замуж? Ей ещё рано.

ЛЮБА. Замуж никогда не рано. Чаще – поздно.

ОЛЬГА. Митя, я набрала текст. (Протягивает Мите дискету.)

МИТЯ. Спасибо, Оленька. (Вертит в руках дискету.) Подумать только, здесь всё, что я написал.

КОСТЯ. Чёрная дыра твоей поэтической вселенной.

ОЛЬГА. Вот, я распечатала. (Протягивает пачку листов.) Только…

МИТЯ. Что, Оленька?

ОЛЬГА. Я даже не знаю, как быть.

КОСТЯ. Говори прямо. Много грамматических ошибок?

ОЛЬГА (с облегчением). Да, есть.

КОСТЯ. Не тушуйся, Ольга. У нашего поэтического таланта по русскому языку всегда была тройка.

ОЛЬГА. Тройка?

МИТЯ. Увы. Особенно плохо у меня с синтаксисом.

ОЛЬГА. Да, это заметно.

КОСТЯ. Тебя это расстраивает, Ольга?

ОЛЬГА. Это странно. Писатель ведь работает с языком. Он должен его чувствовать.

МИТЯ. А я аномалия.

ОЛЬГА. Я даже не знала, как быть с пропущенными запятыми. Орфографические ошибки я исправляла, а вот синтаксис… Я всё оставила как есть.

КОСТЯ. Подумаешь, синтаксис. Какая-то знаменитость вообще без всякого синтаксиса стишки кропает. Представляете, ни точек, ни запятых? Правда, гений?

МИТЯ (рассеяно, отрываясь от рукописи). Да, есть такой прикол.

ОЛЬГА. Вы не шутите?

КОСТЯ. Какие шутки. Нынче такие перфомансы загибают, что только держись.

ЛЮБА. Не переживай, Оля. Митя ещё не дошёл до того, чтобы отказаться от  знаков препинания. Он разрешает их поставить тебе.

ОЛЬГА. Мне? Я не знаю. Это очень…

ЛЮБА. Ответственно? Ничего, мы тебе доверяем.

КОСТЯ. А что у тебя было по русскому в школе?

ОЛЬГА. Пять. Иногда – четыре.

КОСТЯ. Мы разрешаем.

 

Берёт дискету из руки Мити и возвращает её Ольге.

 

ЛЮБА. Садимся. (Косте.) Разливай.

КОСТЯ. Так выпьем же за великий и могучий… (Толкает Митю, отбирает у него рукопись.) Митька, за что пьём?

МИТЯ. За великий. За могучий. Что? За Советский Союз что ли? Не, я не буду.

КОСТЯ. Это почему? Все трудящиеся за него пьют, вспоминают добрым словом, а ты – не хочешь?

МИТЯ. А я не хочу!

КОСТЯ. Ты – ренегат.

МИТЯ. Рене – что?

КОСТЯ. Просто – гад. Изменник трудовому народу.

МИТЯ. Может быть. Но мне простительно. Я не трудовой народ.

ЛЮБА. А кто же ты?

МИТЯ. Могу быть и ренегатом, и гадом, и предателем, и кем угодно. Я просто русский поэт.

КОСТЯ. Ах да, поэт, ты обещал мне кое-что. Вечером, а?

МИТЯ. А, точно! Ну что же, я готов.

КОСТЯ. Оленька, ты присутствуешь при первом чтении стиха. Кто знает, может быть, это гениальный стих?

ЛЮБА. Ты написал новые стихи, Митя?

МИТЯ (важно, наклоняя голову). Да.

КОСТЯ. Так читай, не томи!

МИТЯ (кашлянув и качнув головой). Так…

 

Прошу, маэстро, тихо троньте струны

Смычком вишнёвым, будто между прочим,

А что ещё он спьяну напророчил?

Конечно, от любви,

конечно, между строчек –

наш златокудрый пан,

наш вечный Одиссей.

 

А в небе Вифлиемская звезда,

В руках ступни твоих волшебных ножек.

За что благодарю тебя, о боже,

И более мне нечего желать.

Ах, не подумай, полночь, рассветать,

Нам утро посылает ароматы,

Не выпиты настойки и мускаты,

И есть ещё о чём устам шептать.

 

Ах, Костя, где ты, Костя, старый плут!

Тебя мы вспоминаем ежечасно.

Поверь, я был бы просто счастлив,

Когда б ты трапезу с друзьями разделил.

 

На рождество готовили индейку.

Какие рёбрышки!

А крылышки!

А шейка

такою розовою корочкой хрустит!

 

Ах, Костя, я немею, где ты, Костя?

А водочка студёная с мороза

с грибочком маринованным так пьётся!

На псах ревнивых мчатся рогоносцы.

А у нас по жизни – чимароза…

 

Как много значишь ты в моей судьбе.

И быть возможно ль в счастье виноватым?

Ах, красота!

О, сколько же в тебе

нечаянно губящих ароматов!

 

Ещё бы воздуха немного в паруса,

Чтобы прогнулись перья дамкой шляпы,

Качнулись розы, вспыхнули глаза,

И на корабль мечты взойти по трапу

Навстречу солнечному зайчику весны,

Чтоб продолжались поэтические сны.

 

Ольга в сдержанном восторге хлопает в ладоши.

 

ЛЮБА.  Какое рождество, какая индейка?..

КОСТЯ. Вот он я, гений!..

 

Встаёт, обнимает Митю, целует его. Митя шутливо отодвигается.

 

ЛЮБА. Поэт ждёт, чтоб его женщины целовали.

 

Встаёт, целует его в губы. Митя косится на Ольгу.

Ольга встаёт, прикасается губами к Митиной щеке.

 

КОСТЯ. Ты доволен?

МИТЯ. Я счастлив.

ЛЮБА. Пиши почаще хорошие стихи, и женщины будут тебя на руках носить.

КОСТЯ. Ты на Балкиреву намекаешь?

ЛЮБА. Почему на Балакиреву?

КОСТЯ. А кто ещё сможет Митьку на руки взять?

ЛЮБА. Не валяй дурака, я говорю в переносном смысле.

КОСТЯ. А я в прямом. Почему нет музыки? (Встаёт, включает музыкальный центр. Звучит музыка. Подходит к Любе). Позвольте? Как там у нашего гения? Ступни твоих волшебных ножек?..

 

Люба и Костя танцуют. В танце они делают круг, постепенно доходят до двери в комнату. Тут Костя открывает дверь, тянет туда Любу. Дверь закрывается.

 

МИТЯ (оглядываясь).  Может, нам тоже потанцевать?

ОЛЬГА. Я не знаю…

 

Митя встаёт, подаёт Ольге руку. Они танцуют.

 

МИТЯ. Так значит, тебе, Оленька, понравились мои стихи.

ОЛЬГА. Очень.

МИТЯ. Я рад. Я очень рад. Бывает иногда, накатит. Вот когда накатывает, самое лучшее.

ОЛЬГА. Почему?

МИТЯ. Не знаю. Говорят, кто-то свыше диктует.

ОЛЬГА. Свыше?

МИТЯ. Ну да. (Мелодия заканчивается. Из комнаты доносится какая-то возня. Митя бросается к музыкальному центру, но тут начинается новая мелодия.) Ещё потанцуем?

ОЛЬГА. Может быть, попозже?

МИТЯ. Как скажешь, солнышко моё.

 

Садятся. Звонок телефона. Ольга берёт трубку, слушает со страдальческой складкой на лбу.

 

ОЛЬГА. Кто?.. К сожалению, вас очень плохо слышно. Костя? Вы знаете, он сейчас не может подойти… Что? Вас не слышно.

 

Вопросительно смотрит на трубку и кладёт её на место.

 

МИТЯ. Свет моей души, кто там?

ОЛЬГА. Кажется, Костю.

МИТЯ. Костю? К несчастью, он не может. Или к счастью… Ещё потанцуем, девочка моя?

ОЛЬГА. Может, в другой раз? Я немного устала.

МИТЯ. Устала? Ну, тогда отдохни.

ОЛЬГА. Музыка очень громкая. Может, сделать потише?

МИТЯ. Потише? (Смотрит на дверь комнаты). Просто сделаем потише. Послушаем ещё немного…

 

Телефонный звонок. Ольга берёт трубку.

 

ОЛЬГА. К сожалению, я вас плохо слышу… Что?

 

Митя подходит, берёт трубку из рук Ольги.

 

МИТЯ (прижимая трубку к одному уху и затыкая пальцем другое). Аллё! Кто там? Не слышу. Ничего не слышу! Кто? Не понял… Слушай, старик, я всё равно ничего не слышу, так что… Ничего не понял, бульканье какое-то. Перезвони попозже.

 

Кладёт  трубку. Смотрит на Ольгу. Та сидит, не поднимая глаз.

Митя прислушивается. Осторожно нажимает кнопку. Тишина.

 

Ну, вот и хорошо. Ты почему ничего не ешь, солнышко моей души?

ОЛЬГА. Не хочется.

МИТЯ. Что значит, не хочется? Надо.

ОЛЬГА. А что такое чимароза?

МИТЯ. Чимароза? Как тебе сказать…  Мы и сами не знаем. По-моему, это чья-то фамилия. А чья – на знаю. Мы как-то с Костей хохмили, и нам это слово очень понравилось. Чимароза! Так и пошло.

ОЛЬГА. Что у вас по жизни – чимароза?

МИТЯ. Именно так, моя хорошая.

ОЛЬГА. Странные вы люди.

МИТЯ. Мы богема.

ОЛЬГА (задумчиво). Да, богема.

МИТЯ. Птичка божия не знает ни заботы, ни труда…

ОЛЬГА. С одной стороны, вы богема, цвет нации. А с другой стороны, могут ли все быть богемой?

МИТЯ. Все? Конечно, не могут. Это исключено. Нас мало избранных, счастливцев праздных, единого прекрасного жрецов…

ОЛЬГА. Но если все будут богемой, кто будет производить материальные ценности?

МИТЯ. Материальные ценности? Нет уж, пусть они производят материальные, а мы будем духовные…(Многозначительно, целуя руку Олльге.) Но ты не грусти.  Для прекрасных девушек всегда найдётся место среди богемы…

ОЛЬГА (убирая руку).  А что такое перфоманс?

МИТЯ. Перфоманс?

 

Открывается дверь, выходят Костя и Люба.

 

Костя, что такое перфоманс?

КОСТЯ. Перфоманс? О, братцы, это такая штука, что в двух словах не опишешь…

ЛЮБА. А ты в трёх. Чтоб не слишком растекаться.

КОСТЯ. Ты куда-то спешишь?

ЛЮБА. Вообще-то мне домой нужно.

КОСТЯ. Понял. Постараюсь – лапидарней. Перфоманс – это… Это!..

 

Костя смотрит на Митю. Митя – на Костю.

 

КОСТЯ. А кто у нас мастер художественного слова?

МИТЯ. А кто у нас художник?

КОСТЯ. Мастер-ломастер… В общем, собрались недавно в Москве три чудака…  то есть два чудака и одна чудачка. Раскрасили себя, голых, и пошли по проспекту. Тут их милиция и повязала.

ЛЮБА. Ну? И что?

КОСТЯ. Это был перфоманс.

ЛЮБА. Не понимаю. Смысл-то в чём?

КОСТЯ. Ну, когда их из милиции выпустили, они на пресс-конференции что-то там блеяли про какие-то идеи. Которые они таким образом выражали.

ЛЮБА. И всё?

КОСТЯ. Всё.

ОЛЬГА. А какие идеи?

КОСТЯ. Понимаешь, Оль, я читал про их идеи, но теперь уже не помню.

ЛЮБА. Хорошие, видать, идеи.

МИТЯ. А тут не фишка не в идеях, а в телевизоре.

ОЛЬГА. В телевизоре?

МИТЯ. Ну да. Главное – показали по телику. Реклама – двигатель торговли.

 

Телефонный звонок.

 

ЛЮБА. Кого? Я не слышу. Что? Музыку сделать потише?  А, поняла… Митю? (Мите.) Тебя.

МИТЯ. Балакирева? (Люба кивает, протягивая ему трубку.) Скажи, что меня нет.

ЛЮБА (в трубку). Его нет. Что? (Мите.) Она слышала твой голос.

МИТЯ. Ладно, скажи, только что вошёл.

ЛЮБА. Он только что вошёл.

 

Митя берёт трубку, говорит, невольно становясь спиною к Ольге.

 

МИТЯ.  Привет. (Пауза. ) Да нет... Это же не совсем обычная квартира… Какой дом свиданий, что ты говоришь?.. (Пауза.) Вот именно. Ты должна понимать, Костя художник, у него… то есть… поэтому тут бывают женщины. А что я? У меня тоже есть потребность в творческой обстановке. Что? Не слышу. Какая потребность?.. Да нет. Всё, я перезвоню. Пока.

 

Кладёт трубку, оглядывается на Ольгу.

 

КОСТЯ. Всё сказала?

МИТЯ. Всё.

КОСТЯ. Да послал бы её на три буквы.

МИТЯ. Я не могу.

ЛЮБА. Митя добрый, он не может влюблённую женщину послать на три буквы.

МИТЯ (покосясь на Ольгу). При чём тут влюблённая? Она просто моя поклонница. Моего поэтического таланта.

КОСТЯ. Вот именно.

МИТЯ. Если мы станем разбрасываться нашими поклонниками, с чем мы останемся?

КОСТЯ. Книги моё хобби. Я люблю их обе.

МИТЯ. Вот именно.

ЛЮБА. Ты хотел сказать, поклонницами?

МИТЯ (пожимая плечами). А мне всё равно. И всё едино. Но если по дороге куст…

ОЛЬГА (не поднимая головы от журнала). Особенно рябина…

 

Митя посылает ей восторженный воздушный поцелуй.

 

КОСТЯ. А мне наплевать, кому больше нравится моя мазня. Лишь бы покупали. Кстати, живопись больше нравится женщинам, а покупают-то мужики.

МИТЯ. У тебя хоть покупают.

ЛЮБА. Как?.. А разве Балакирева у тебя ничего не купила?

МИТЯ (грозя ей пальцем). У меня нечего покупать. У меня ещё ничего не издано.

ЛЮБА. А почему не издано?

МИТЯ. Спонсора нет.

ЛЮБА. А ты ищешь?

МИТЯ. Поэт сам не должен искать. Это его унижает.

ЛЮБА. А кто должен?

КОСТЯ. Он на Сашку надеется.

МИТЯ (задумчиво). Вот, приедет Саня…

ЛЮБА. Саня вас рассудит… Ну, а какая-нибудь ночь вдохновений… разве это не продаётся?

МИТЯ. Ах, не мучьте поэта, люди!..

ЛЮБА. Чего ты кривляешься? И чего на Ольгу косишься?

МИТЯ. Я?

ЛЮБА. Ты!

МИТЯ. Да как же на неё не глядеть? На такую-то красоту.

ЛЮБА. Ты мне голову не морочь. И ей. Она уже большая девочка. Правда, Ольга?

ОЛЬГА. В общем, да. А что вы имеете в виду?

КОСТЯ (задумчиво). Что я имею?..

ЛЮБА. Я имею в виду… (Вдруг прыскает, хохочет.) Ой, ну я не могу!.. Что за народ? Испорченные люди!

МИТЯ (подскакивая к Ольге, беря её за руку и целую пальцы). Совершенно испорченные люди! Ты их не слушай, Оленька!

ЛЮБА. Ну да, ты его слушай!.. Он тебе наговорит. С три короба и ещё маленькую тележку.

МИТЯ. Не слушай её, Оленька! Она циничная женщина…

ЛЮБА. Ой, ёй, ёй! Это я циничная? Ты меня со своей Балакиревой перепутал.

МИТЯ (возвышенно-лукаво). И вовсе она не моя.

ЛЮБА. А чья же она? Она устраивает тебе совершенно семейные сцены. Чего ты мне подмигиваешь?

МИТЯ (снова целуя руку Ольге). Ничего я не подмигиваю.

КОСТЯ. Когда на него женщины наезжают со всех сторон, у него тик начинается.

МИТЯ. Вот именно. Поэт – тонкая натура.

ЛЮБА. Примечай, Ольга. Тебе пригодится. В общении с поэтами. И художниками тоже… В общем, с людьми тонкой душевной организации.

КОСТЯ. Ох, люблю я поэтов…

МИТЯ (отходя от Ольги).  Забавный народ!

КОСТЯ. В них всегда нахожу я историю, сердцу знакомую.

МИТЯ. Как прыщавой… то есть… как красивой курсистке длинноволосый урод…

КОСТЯ и МИТЯ (вместе). Говорит о далёких мирах, половой истекая истомою!

 

Обнимаются.

 

ЛЮБА. Вот, Ольга, любуйся на них! Во всей красе!

МИТЯ. А что? Мы такие! Выпьем?

ЛЮБА. В общем, Ольга, имей в виду… хм, заруби себе на носу… Эти тонкие душевные натуры умеют оправдать любую свою гадость.

МИТЯ. Что значит, оправдать?

ЛЮБА. А то и значит! Чёрное представить белым, а говно, извините, шоколадом.

ОЛЬГА. Вы считаете, что творческим натурам нельзя доверять?

ЛЮБА. Доверять? Господи, да о доверии тут и речи быть не может!

КОСТЯ. Ну а ты-то что тут делаешь, в этом гнезде порока?

ЛЮБА. Я тебе потом объясню…

МИТЯ. А зачем ты девушку с поэтическим восприятием действительности опускаешь на грешную землю?

ЛЮБА. Я пытаюсь на эту грешную землю опустить её осторожно, чтобы она не грохнулась на неё со всей поэтической высоты. Чтоб не было больно.

КОСТЯ. А твоя ли это задача?

ОЛЬГА (вставая). Я пойду домой.

МИТЯ. Может, посидишь?

ОЛЬГА. Спасибо. Мне пора.

МИТЯ. Ну ладно… Позвонишь? Или мне позвонить?

ОЛЬГА. Я позвоню.

 

Уходит.

 

КОСТЯ. Довольна?

ЛЮБА. Представь себе, довольна!

МИТЯ. Так было хорошо, так хорошо сидели.

ЛЮБА. Вам всё хорошо, а о нас вы не думаете!

КОСТЯ. Что с тобой? Ты совсем спятила! Вроде менструации нет… И трах наш был хорош. Какая шлея тебе попала?

ЛЮБА. Мне за нас обидно! За нас, за женщин.

МИТЯ. Почему, Любонька?

ЛЮБА. Потому, Митенька! Вот сидишь ты тут, поёшь ей в ушко, а потом поедешь с Балакиревой в ресторан, а потом к ней на квартиру!.. Отрабатывать, так сказать, вложения!

МИТЯ. Ну, зачем ты так, Люба? Балакирева меня любит.

ЛЮБА. Вот и прекрасно! Вот и люби её! У неё этой любви на сто лет хватит. Устанешь черпать.

МИТЯ (усмехаясь). Мне два часа хватает.

ЛЮБА. Ага! И потом тебе подавай что-нибудь чистое и незасаленное.

МИТЯ. Незасаленное?.. Это ты хорошо сказала, надо запомнить.

ЛЮБА. Запомни, запомни! Я тебе ещё могу подбросить… Я много слов знаю. Я ведь не поэт, я простая русская баба.

МИТЯ. Ты не баба, Любонька. Ты настоящая женщина.

ЛЮБА. Спасибо, Митя. Ты умеешь найти верное слово.

КОСТЯ.  Ну и чего ты взъелась на нас из-за Ольги, простая руская баба? То есть, пардон, настоящая женщина. Ты её защищаешь что-ли?

ЛЮБА. Может, и защищаю.

КОСТЯ. От кого? От нас?

ЛЮБА. От жизни.

КОСТЯ. От жизни? От какой жизни? От той, где муж, дети, служба, кастрюли  и пелёнки?

ЛЮБА. Да, это настоящая жизнь.

КОСТЯ. А почему же она сюда приходит, летит, как бабочка на огонь? Почему ты сюда приходишь?

ЛЮБА. Почему? И ты спрашиваешь?

КОСТЯ. Потому что неизвестно ещё, где настоящая жизнь. Здесь, среди полотен, среди Митькиных виршей – или там, за этими стенами. И вы потому и приходите, что вас тянет сюда что-то…

МИТЯ. Какая-то неведомая сила.  И манит, и зовёт…

 

Оба подходят к Любе с разных сторон, берут её за руки, целуют ей руки.

 

ЛЮБА. Послушайте, мне обидно за женщин… Ну неужели мы нужны только для того, что ублажать мужиков, когда у них в штанах зашевелится?

КОСТЯ. Ублажать… Не нравится слово? Найди другое.

ЛЮБА. Не в слове дело.

КОСТЯ. Конечно, не в слове. Слово может быть Митькино, поэтическое, высоким штилем, а может быть натуральное… Например, у мужика шевелится, а у женщины… что у женщины?

МИТЯ (торжественно-высокопарно).  Женщина загорается огнём страсти.

КОСТЯ. Ну да. Это по старославянски. А по рабоче-крестьянски?

ЛЮБА. Не надо по рабоче-крестьянски. Вы, так называемая богема, должны чем-то отличаться от окружающей действительности?

КОСТЯ. Вот… А ты спрашиваешь, почему она сюда ходит!

ЛЮБА. Я спрашиваю?

КОСТЯ. Нет, ты не спрашиваешь. Зачем тебе спрашивать. Ты хорошо знаешь, зачем сюда ходишь.

ЛЮБА. Фу.

МИТЯ. Но ведь это прекрасно, когда мужик хватает женщину и в порыве страсти волочёт в другую комнату… Разве это не прекрасно?

ЛЮБА (вырывая руки). Всё, я ухожу. Мне пора.

КОСТЯ. У тебя всё в порядке?

ЛЮБА. Слава богу.

КОСТЯ. Как дочка?

ЛЮБА. Что с тобой? Проявляешь внимание?

МИТЯ. Можем и мы, испорченные люди, проявить внимание?

ЛЮБА. Наверное, что-нибудь просить станете… Денег что ли взаймы?

КОСТЯ. А вот и не собирались.

ЛЮБА. Надо же… Ладно, у меня всё в порядке. И дочка, и…

МИТЯ. Здоров?

ЛЮБА. Что такое здоров после инфаркта? (Роется в сумочке, смотрит, не забыла ли чего-нибудь.) Держится. Курить бросил.

КОСТЯ. Ну, а… как вы между собой? Не упрекает?

ЛЮБА. Молчит. И в отличие от ваших баб, он не звонит сюда, не ищет меня.  

 

Звонок. Митя и Костя переглядываются. Костя берёт трубку.

 

КОСТЯ. А, привет. (Садится.) Что у нас происходит? Ничего у нас не происходит. (Пауза.)  Послушай, я всегда рад, когда ты сюда приходишь.

МИТЯ. Фаиночке привет.

КОСТЯ. Митька тебе привет передаёт. (Пауза.) Какие бабы? Нет, я сегодня не писал обнажённой натуры. Женские голоса? Какие голоса? Кто слышал? Сашка? Он звонил? (Пауза.) Понятно. Ладно, пока. Скоро буду. (Кладёт трубку.)

ЛЮБА. Надо было и мне Фаиночке привет передать.

КОСТЯ. Чего ты на меня смотришь?

ЛЮБА. Я вот думаю… Она и с тобой жила, и с Митькой жила. Я вот думаю, и как это ты меня Митьке не предлагаешь?..

 

Костя и Митя переглядываются.

 

Это ведь так интересно. Сравнивать бабу на вкус, на цвет, на запах. А?..

КОСТЯ. Ну, это ты загнула.

ЛЮБА. Почему так неуверенно? Что, уже был разговор? Эх, вы!.. Козлики!

 

Уходит.

 

КОСТЯ. А разве был такой разговор?

МИТЯ. Да вроде не было. (Вздыхает.) Про Фаинку был.

КОСТЯ. Был. Ай-яй-яй. И как это она угадала?

МИТЯ. Женщина… А мы - грешники. Ладно…  Что, Саня звонил?

КОСТЯ. Он приезжает.

МИТЯ. Когда?

КОСТЯ. Я не понял.

МИТЯ. Приезжает!

КОСТЯ. Рад?

МИТЯ. Я? А ты – нет? Перестань, он ведь тоже наш брат.

КОСТЯ. Я рад.

МИТЯ. Ты не бойся, он не отберёт у нас квартиру. Зачем она ему? Он и так богатый.

КОСТЯ. Посмотрим.

 

Стоят в задумчивости. Тихо открывается дверь, входит Александр, в руке у него чемодан.

 

МИТЯ. Саня?

АЛЕКСАНДР. Здорово, труженики пера и кисти!

МИТЯ. Александр!.. Великий!..

 

Кидается ему на шею. Костя подходит, протягивает руку. Александр ставит чемодан, оглядывает комнату, подходит к полотну.

 

МИТЯ. Саня, а мы тебя сегодня вспоминали!

АЛЕКСАНДР. Вспоминали? Только сегодня? Почему так редко? И почему так тихо? Музыка грохотала, бабы какие-то… (Наклонив голову, разглядывает картину.) Хорошо, молодец, таланта не пропил.

КОСТЯ. Спасибо на добром слове.

АЛЕКСАНДР. Пожалуйста.

МИТЯ. Саня! Как хорошо, что ты приехал!

АЛЕКСАНДР (поворачиваясь лицом). Ладно, выпить осталось? Давайте-ка, рассказывайте, как тут жили без меня…

 

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

bottom of page